МОСЛЕНТА встретилась с самым отчаянным типом российского бизнесмена — социальными предпринимателями — и выяснила, как в условиях кризиса живется тем, кто трудоустраивает инвалидов.

Евгений Рапопорт, основатель проекта «Авоська дарит надежду!»

Все началось с проекта «Желтые пакеты помогают детям». Тогда пакеты в Москве только становились платными, и Billa захотела сделать из этого благотворительную историю — чтобы рубль с каждого пакета перечислялся на лечение детей. Когда я занимался этой кампанией, то мне приходилось общаться с различными правительственными инстанциями, и я понял, что все очень озабочены проблемами экологии. И больше всего всех беспокоили пластиковые пакеты, потому что они у всех на виду и для многих стали такой вершиной айсберга экологических проблем.

Я понял, что все ищут им альтернативу, и попросил знакомых дизайнеров придумать, с чем людям было бы приятно и кайфово ходить. Тогда Симачев прислал мне розовую авоську с кожаными ручками. Я постоянно ходил с ней и вспомнил, какая это удобная вещь — в нее много влезает, она не рвется и занимает мало места.

Потом я случайно узнал, что в советское время авоськоплетением занимались слепые и что в конце 80-х, когда это дело прикрыли, все они остались без работы. Я еще посмотрел потрясающий документальный фильм Сергея Дворцевого «В темноте». Он о слепом старике, который целыми днями плел авоськи, а потом выходил на улицу, пытаясь их не то чтобы продать, а хотя бы бесплатно отдать прохожим.

Но людям уже не нужен был ни он, ни эти авоськи, от него все только шарахались. Самое страшное, что это судьба не одного человека, а десятков тысяч таких же слепых, которые стали никому не нужны.

Тогда мы решили, что авоськи нужно возрождать и продвигать, а плести их вновь должны слепые. Так получилось, что почти сразу у нас появился корпоративный заказ на производство тысячи авосек. Производство у нас еще не было налажено, и я обратился к вице-президенту ВОС [Всероссийское общество слепых], который нашел нам УПП [учебно-производственные предприятия общества слепых или глухих] в Чувашии, где все еще сохранились специалисты по плетению. Мы сделали первые тысячу авосек, и это нас окрылило.

Какое-то время мы продолжали работать с этим предприятием, но потом нашли способ оптимизировать производство и начали делать все самостоятельно. Первых мастеров нашли там же, в Чувашии, потом стали находить людей и в других регионах, а в Москве организовали небольшую школу, где обучали этому ремеслу всех желающих.

Мы нашли превосходного мастера, тотально слепую женщину, которая просто брала руки учеников в свои и плела так авоську...

Через три-четыре недели ученики уже были способны сделать все самостоятельно.

Мы пришли к системе региональных артелей. В идеале одна такая артель состоит из бригадира и примерно двадцати слепых. Раз в месяц мы бригадиру посылаем пряжу, а он заносит ее мастерам, забирает у них сплетенные авоськи и подписывает акты.

Это очень хорошая система, потому что не только обеспечивает слепых работой, но и помогает им в обычной жизни, так как большую часть времени бригадир выполняет роль социального работника — помогает с уборкой и покупкой продуктов, водит к врачу или в театр. Единственный недостаток такой системы в том, что каждый раз, когда останавливается производство, она рушится.

Бригадир получает процент с каждой сделанной авоськи, и если производства нет, то ему просто нечем кормить семью. Тогда ему нужно искать другую работу, а нам нового бригадира.

К сожалению, в последние полтора года мы находимся именно в таком положении, когда производство в основном приостановлено. Делать авоськи, дорабатывать фурнитуру и продавать их мы прекрасно научились, но оказалось, что самое сложное вовсе не это. Самое сложное — иметь места продаж. У нас социальный проект и мы сохраняем минимальную цену на авоську, поэтому не можем позволить себе дорогую аренду помещения. А для эффективной продажи авосек необходимо иметь проходное место.

Одно время у нас был очень хороший магазинчик на Тверской. Совсем небольшое помещение площадью шесть квадратных метров, с которым собственник не знал, что делать. Это была мусорокамера, которая уже почти не использовалась и которую мы придумали освоить под свои нужды. Но спустя время собственник узнал, что дела у нас идут хорошо и повысил цену так, что нам пришлось отказаться.

Потом был период, когда мы ориентировались на подземную торговлю. Мне удалось выйти на хозяев подземной торговли Москвы и договориться об открытии шестидесяти торговых точек. Тогда мы очень хорошо продавали авоськи и давали работу не только слепым, но и другим инвалидам: на доработке авосек и в магазине у нас работали глухие, а одинопорник помогал нам с фурнитурой. В целом, в Москве у нас работало около пятнадцати инвалидов.

Мы научились очень эффективно торговать в подземных переходах и даже стали готовиться к новым точкам, делать большие запасы авосек, но Москва стала сносить все павильоны, и мы просто встали.

В новых условиях мы не можем попасть в подземные переходы, потому что необходимо участвовать в торгах, которые едины для всех. Это то же самое, что поставить спортсмена олимпийца и паралимпийца на соседние дорожки...

Если раньше можно было договориться с кем-нибудь, то сейчас мы участвуем наравне с теми, кто торгует китайскими или вьетнамскими товарами и, естественно, не можем конкурировать. Поэтому оказались в такой ситуации, когда мы с одной стороны набрали кредитов на производство авосек, а с другой стороны — у нас полностью встала торговля.

При этом я обращался к разным людям в московском правительстве, которые знают о нашем проекте и даже благоволят ему, но они ничего не могут поделать — они не могут выделить территорию без нашего участия в торгах.

Но когда ты знаешь этих слепых, ты не можешь в какой-то момент сказать им просто «адьё». Поэтому мы постоянно пытаемся что-то искать и иногда частично запускаем производство. Мы очень живучий проект, раз существуем уже шесть лет.

Какое-то время нас пускали арендодатели, когда один клиент съезжал, а другой еще не был найден. Нас даже такие временные условия устраивали, потому что мы очень мобильные, но сейчас и такого нет. Конечно, есть еще различные фестивали вроде «Душевного Базара», но их слишком мало, а корпоративные продажи, которые когда-то обеспечивали нам половину дохода, стали приносить значительно меньше — это уже последствия финансового кризиса.

Мне пишут люди из регионов, которые хотят сотрудничать и продвигать у себя авоськи. А недавно еще писали из школы-интерната для слепых. Они просто понимают, что, когда дети закончат их учебное заведение, им нечего будет делать...

Знаете, я как-то подсчитал, что человек в год делает примерно две тысячи авосек, и этого достаточно для нормальной жизни. А для того чтобы обеспечить авоськоплетением пять тысяч человек, нужно в год продавать десять миллионов.

Дальше такая идея: в нашей стране живет сто пятьдесят миллионов человек, из которых хотя бы сто миллионов имеет возможность купить самую дешевую авоську раз в десять лет. Тогда все тотальные слепые в России станут нужными и получат работу.

Кирилл Васильев, основатель салона-красоты «Nadin»

Раньше я работал инженером пищевой промышленности, но в 2008 году моя фирма начала испытывать трудности из-за кризиса, начались увольнения, и я задумался о своем будущем. Тогда мы с женой решили открыть салон-парикмахерскую, потому что моя жена много лет работала мастером и прекрасно знала, какие нужны краски, какое оборудование, как устроена вся эта кухня. Так как мы с ней инвалиды по слуху, у нас родилась идея создать салон красоты, который мог бы трудоустроить глухих и слабослышащих.

В 2009 году я написал письмо в мэрию, и оно получило отклик. Лужкову очень понравился проект и нам помогли — на внеконкурсной основе предоставили небольшое помещение у «Речного вокзала». Аренду мы платим так же, как и все, но факт того, что мы избежали торгов, очень важен. Ведь на торги очень сложно пробиться и за право взять в аренду площадь у города нужно платить очень большие деньги.

Потом я занялся ремонтом и покупкой оборудования. На это я получил субсидию в 500 тысяч рублей как начинающий предприниматель, которую необходимо погасить за счет налоговых и страховых отчислений. Открылись мы в 2012 году, и я сразу же нанял трех инвалидов по слуху — двух парикмахеров и мастера по маникюру-педикюру.

Поначалу все было очень хорошо — все интересовались нами, писали о нас, даже телевидение приезжало. Потому что впервые глухие создали фирму, ориентированную на обслуживание всех категорий населения. Для нас ведь это дополнительная трудность. Одно дело, когда мы сидим за компьютером и делаем программы, а совсем другое — когда мы напрямую общаемся с клиентами. Для нас это достаточно сложно, и случаются недопонимания.

Большинство клиентов, которые к нам приходят, — это обычные жители района, и они не догадываются о том, что это особая парикмахерская вплоть до последнего момента...

Бывало, что приходил клиент и в ходе общения с мастером начинал возмущаться, потому что его не слышат, потом он переспрашивал, раздражался. Я в салоне был единственным, кто хоть как-то слышал, поэтому мне приходилось быть в таких случаях переводчиком — объяснять, что мы глухие, что это особое место.

Но в большинстве случаев наши специалисты сами справлялись. Например, наш мастер по маникюру держала около себя блокнотик, через который общалась с клиентом. Ей писали пожелания, она могла что-то уточнить или написать свои рекомендации. Поэтому, в целом, все было достаточно позитивно, нам удалось убедить многих, что глухие мастера работают наравне со слышащими, и у нас появилась постоянная клиентура.

Но, к сожалению, спустя год начались проблемы. Все мои мастера были из других регионов, и они не смогли выдержать московской жизни и московских цен, а найти им подходящую замену оказалось очень непросто. Я столкнулся с тем, что такая текучка кадров — очень острый вопрос.

Московские инвалиды получают хорошую надбавку к пенсии, которую теряют, если устраиваются официально на работу. А неофициально я не мог с ними сотрудничать, так как мне необходимо было погасить субсидию. К тому же найти хороших мастеров среди глухих оказалось очень сложно.

Большинство глухих, оканчивающих специальные курсы, остаются без опыта работы, потому что никто не хочет сложностей в общении и не берет их на работу...

Только единицы могут пробиться куда-то благодаря своему таланту. Поэтому ко мне приходили люди совсем без опыта, непрофессионалы, которых я не могу обучать в условиях кризиса. К тому же, у меня достаточно неудобное, непроходное место и очень ограниченная клиентура.

Все-таки некоторые люди боятся глухих мастеров, они думают, что их не смогут правильно понять и сделать им то, чего они хотят. Поэтому я теперь все делаю сам — и стригу, и руковожу, и веду бухгалтерию, стал фактически самозанятым. Только жена мне помогает.

Пока я держусь за счет нашей клиентской базы, балансирую на грани, но из-за отсутствия персонала удлиннились сроки погашения субсидии. А самая большая проблема в том, что у меня бухгалтерия не в идеальном состоянии. Когда я соглашался на субсидию, я думал, что главное — честно делать свое дело и держать в порядке основную документацию.

Они же придираются к мелочам. Например, мне поставили новые двери, я оплатил, получил чек, у меня есть соответствующий договор, а им нужен еще акт приема сданных работ. А было это пять лет назад, и где этот акт — я совершенно не знаю. Я сам всем занимался — и к чиновникам ходил, и бухгалтерию вел, и руководил.

Если я не смогу убедить проверяющих в том, что у меня есть уважительные причины и документы не в идеальном порядке исключительно по моему недосмотру, а не потому, что часть документов утаена, то меня заставят вернуть 500 тысяч рублей.

И как мне сейчас найти такие деньги, я просто не знаю. У меня даже мысль сейчас такая появилась, что зря я на это подписался, потому что куда проще было бы взять коммерческий кредит и выплачивать его потихоньку.

Евгений Конаков, основатель курьерской компании «КОН Экспресс»

Я вижу где-то пять процентов из ста. Так у меня с раннего детства, поэтому по жизни мне это особенно и не мешало никогда.

С юности я увлекаюсь музыкой и сейчас продолжаю играть на гитаре в четырех рок-металл коллективах. Но мы с вами живем не в Норвегии или Швеции — у нас сложно с раскруткой. Собственно, так ко мне впервые и пришла идея заниматься бизнесом.Чтобы стать звездой, нужно вложить деньги, а найти спонсора — это не для меня. Значит, нужно вложить свои деньги и много зарабатывать.

После школы я устроился работать в колл-центр. Было такое частное предприятие при поддержке московского правительства в 2009-2011 годах, которое обеспечивало работой около трех тысяч инвалидов. Я там довольно быстро смог подняться до руководящих должностей и понял, что сфера менеджмента, управления кадрами и принятия решений — это мое, это мне близко.

После колл-центра мне предложили съездить в Германию на российско-германский молодежный форум. Основной целью этого форума было показать российской делегации, как живут немецкие инвалиды, что для них сделано и каким образом, чтобы потом перенять этот опыт в России.

А через полгода уже немецкая делегация приезжала к нам и смотрела, что прижилось, что нет. Сначала я был простым слушателем, участником форума, а потом стал куратором. Во мне тогда проснулся энтузиазм к теме доступной среды и помощи инвалидам, хотелось каких-то реальных дел.

Но в России не получилось перенять немецкий опыт. Этим пыталась заняться Надежда Михайловна Белькова, член комиссии по делам инвалидов при президенте, но выяснилось, что никому это не нужно было.

У меня появилось ощущение, что ничего не происходит, что деньги на доступную среду выделяются, но они идут в никуда — делают пандусы, по которым колясочник не может даже въехать, и другие вещи для отчета...

И мне захотелось создать свою организацию, которую я про себя прозвал «организацией реальных дел». Тогда я снова столкнулся с проблемой отсутствия финансирования, потому что у меня нет и не было нужных знакомств, благодаря которым можно получать деньги от фондов. Поэтому я вновь пришел к тому, что мне нужно самому зарабатывать на свои проекты.

Я стал думать: что могу сделать сам, что смогу проконтролировать на сто процентов? И понял, что лучше всего я смогу доставить товар из пункта А в пункт Б. После этого я зарегистрировался как индивидуальный предприниматель, и с сентября 2015 года мы начали активно работать. Сейчас у меня работает два постоянных курьера — один инвалид по слуху, а другой — по зрению. Еще пять человек у меня на подхвате.

Когда я только продумывал идею своего бизнеса, то исходил из того, чтобы там могли быть заняты люди с инвалидностью. Потому что моей целью было не заработать денег — это социальный проект. И я прекрасно знаю, что с трудоустройством инвалидов в России большие проблемы.

Да, есть крупные социально-ориентированные компании, которые предоставляют рабочие места инвалидам, но им нужен высококвалифицированный труд, им интересны студенты или молодые выпускники. А что остается человеку, который всю жизнь проработал токарем, а в сорок лет потерял зрение? В офис с большой долей вероятности он не устроится, а курьером может стать почти каждый.

Клиентов я ищу самостоятельно — просто обзваниваю небольшие интернет-магазины.

О том, что у нас работают инвалиды, я стараюсь не писать и не сообщать, потому что многие боятся этого, думают, что им могут не доставить товар или доставить, но не в надлежащем виде...

Есть те же социально-ориентированные компании, которые сознательно работают с такими фирмами, как наша, но они очень крупные и работают только по тендеру. У нас же нет денег на такое, потому что мы открылись с нулевым бюджетом.

Государство мне никак не помогает. В Москве есть различные программы поддержки малого предпринимательства, но я зарегистрирован в городе Химки и здесь с этим проблемы. У нас есть только центр занятости, где можно зарегистрироваться, открыть ИП и получить 60 тысяч на развитие бизнеса. И то надо предоставить какие-то очень хорошие бизнес-планы и на конкурсной основе получить эти деньги.

Налоговых льгот тоже, по сути, нет. Есть только пенсионные взносы, которые на два процента меньше, чем за обычного человека. На этом все. В итоге я решил этим всем не заморачиваться, потому что иначе я просто в бумажках закопаюсь, и будет только хуже. Я делаю все сам — самоделкин такой.

Основные наши клиенты — это небольшие интернет-компании. Из-за кризиса дела у них идут не лучшим образом, но в декабре у нас тем не менее случился бум заказов — приходилось даже самому доставлять кое-какие товары, потому что не хватало людей.

Обычно у клиентов не бывает проблем с тем, что наши курьеры инвалиды, потому что мы хорошо выполняем свою работу. Был только один случай с молодым человеком, который страдал ДЦП, из-за чего его речь была нарушена. Наш клиент был доволен его работой, потому что тот замечательно выполнял свои функции, но его заказчики возмущались, говорили: «Что за странные курьеры от вас приезжают?»

В принципе, мне нравится это кризисное время, потому что какие-то игроки уходят с рынка или не могут предложить меньшую сумму. Мы же маленькая и поэтому очень гибкая компания, которая может подстраиваться под разные нужды клиентов.

Сергей, курьер в «КОН Экспресс»

У меня пигментная дегенерация сетчатки, сейчас стоит вторая группа инвалидности. С четырнадцати лет я постепенно теряю зрение и раз в полгода прохожу курс лечения.

После школы я не продолжил обучение, а сразу же пошел работать: так нужно было по семейным обстоятельствам. Какое-то время работал санитаром и курьером-экспедитором, а потом два года сидел дома.

С тем, чтобы устроиться в больницу, проблем не было, а работу экспедитором нашел с трудом — ездил на собеседования почти каждый день, и все мне говорили, что перезвонят, но не перезванивал никто. Только в одном месте мне сказали, что их не волнуют мои проблемы со зрением, и главное, чтобы я хорошо работал на испытательном сроке.

Работу курьером я уже потом нашел через «Перспективу», это такая организация, которая ищет работу инвалидам разных групп. Просто прошел у них собеседование, и меня связали с Евгением.

Работаю курьером с декабря. Проблем с клиентам не бывает, обычно никто даже не замечает, что у меня проблемы со зрением. Только когда надо где-то расписываться, я говорю, что у меня слабое зрение и прошу помочь мне. Есть те, кто нормально к этому относится, а есть те, кто советует очки надевать. Хотя за свои двадцать лет болезни я и без них лучше знаю, что мне надо делать.

Бывают сложности в поисках адресов — к табличкам приходится подходить вплотную. Но это дело привычки, и за столько лет учишься приспосабливаться, начинаешь переключаться на другие чувства, например, начинает лучше работать память...

Благодаря лечению зрение у меня катастрофически не падает, и я могу себя сам обслуживать. Это важно, потому что на пенсию, даже с учетом московской надбавки, тяжело прожить. Это же всего 16 тысяч рублей, и если раскидать их на месяц со всеми коммунальными платежами, покупкой еды и одежды, то даже с учетом льгот на нормальную жизнь не хватает.

Источник: Мослента

 

• Вконтакте ()
• Facebook ()